ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвер - Страница 103

103

Уже обессиленный, в полубреду, в глухом уголке лагерного барака, Борис шептал Рональду какие-то добрые слова в утешение жене, едва ли в этих словах нуждавшейся. В те зимние дни барак из-за перебоев с электроэнергией, освещался только двумя коптилками с соляркой. Когда одну из них поднесли к больному, оказалось, что он весь кишит вшами, так что обирать их можно было горстями.

В те дни не работала и баня, а крошечный лагерный медпункт был переполнен лежачими. Медсестра татарка Нафиса попыталась учинить холодную дезинфекцию, но вынесли Бориса из барака уже бездыханным. Его сосед, мелкий воришка, уверял, что вши напали на больного только перед самой кончиной и будто бы «лезли у больного прямо из-под кожи»... Где и как хоронили тучковских зеков — ни Рональд, ни его товарищи по бараку выяснить не смогли.

В этот тучковский лагерь перевезли с кирпичного завода в трех крытых грузовиках тех заключенных, кого начальство сочло либо специалистами по керамическому производству, либо у кого были записаны строительные профессии — каменщики, штукатуры и т.д.

Лагпункт (для Рональда уже второй по счету) находился метрах в двухстах-трехстах слева от Ржевской железнодорожной линии, как раз напротив платформы, еще сохранявшей тогда свое «буржуазное» название Гучково (потом стала Дедовском). Ездить сюда из Москвы было удобнее, чем в отдаленное Бабкино. Еще продолжал здесь действовать старый тучковский кирпичный завод со своим карьером. Толстая заводская труба, двухэтажный корпус и водонапорный бак, обложенный кирпичом, первыми бросались в глаза приезжему еще из окон вагона.

Заводскую территорию спешно огородили теперь колючей проволокой с посыпанным песком предзонником. По всем углам возвели дощатые наблюдательные вышки для «попок» (т.е. стрелков охраны). Над проволокой от вышки к вышке протянули вдоль всей ограды деревянный наклонный козырек. Под ним зажглись сильные белые электролампы с каким-то неживым оттенком света, будто лампы эти специально предназначались для моргов, тюрем или иных разновидностей нынешних мертвых домов.

Это немигающее свечение из-под деревянного козырька и жестяных ламповых щитков, темные силуэты вохровских вышек и ночной лай сторожевых собак сразу объясняли жителям: Тучковский кирпичный тоже стал мертвым домом — гулаговским исправительно-трудовым местом заключения! Кстати, осталось теоретически не вполне ясным, почему этих заключенных каменщиков, штукатуров, плотников и слесарей не смог исправить их прежний, догулаговский труд. Может, потому, что ему предавались не в наказание, а ради хлеба насущного, да к тому же порой и в охотку? Видимо, волшебными исправительными функциями обладает только труд подневольный, нелюбимый и поднадзорный! К тому же еще и дармовой! Видимо, в этом и заключено волшебное зерно исправительного действия, так восхитившего писателя Горького в Соловецких и Беломорских лагерях...

На первых порах на Тучковском заводе заключенные продолжали прессовать и обжигать кирпич, однако виды гулаговского начальства на этот завод были совсем особые: заключенные вскоре узнали, что из города Фрейбурга везут конфискованное у немцев оборудование знаменитого на всю Европу завода сложных керамических изделий. Эта керамика цвета терракоты предназначалась для специальных технических целей и ценилась высоко. Эту непростую, очень капризную продукцию, по замыслу Хозяйственного уравления (ХОЗУ) МВД СССР, и должен был освоить Тучковский завод, когда в его перестроенных цехах разместится доставленное из Фрейбурга оборудование. Конечно, переделки требовались немалые. Заключенным (а возможно, и их начальникам) оставалось не совсем ясным, откуда будет поступать сырье, ибо глиняный карьер при заводе перспектив не сулил — по качеству местная глина не отвечала фрейбургским требованиям, да и запасов местной глины не могло хватить надолго.

Всю зиму вяло шли строительные работы в цехах и во дворе: убирали (точнее просто ломали) изношенные старые машины, клали новые печи и сушила, возводили дополнительные перегородки и разбирали мешающие стены, под землей рыли котлованы и вели кирпичные борова-дымоходы от котельной к вытяжной трубе и к цехам; бетонировали перекрытия, ладили по сомнительным чертежам кирпичные фундаменты под фрейбургское оборудование.

Рональд с Иваном Федоровичем, оба сильно осунувшиеся и исхудавшие, побывали за зиму на всех строительных работах, от тески кирпича по фигурным лекалам до бетонных замесов вручную (мешалку получили только весной). Кормили зеков плохо, но и на воле, и даже в армии дела снабженческие хромали на обе ноги! Был даже случай, когда вольнонаемный кузнец подал заявление о переводе его в зону, на паек заключенных!

Директор завода Иван Иванович Бурр долго убеждал неразумного взять заявление обратно и в конце концов уговорил, напугавши северным этапом, но сам факт такого ходатайства сразу стал известен всем заключенным и даже несколько поднял их упавший дух. Ибо заболевания учащались, люди быстро теряли в весе, страдали малокровием, диатезами, поносами, истощением. Тех, кто вовсе терял силы, подобно Ингалу, стали увозить куда-то в лагерный стационар, но как их там пользовали, осталось неизвестным, ибо не один из них в Гучково не вернулся...

Весной прибили вагоны из Германии. На первой платформе гордо красовался роскошный, красный противопожарный «Мерседес» с лестницей и полной оснасткой. На радиаторе блистала золотом трехлучевая звезда — эмблема славной автомобильной фирмы. В туго накачанных баллонах сохранялся еще воздух страны Германии... Зеки долго мучились, опуская роскошную машину на откос полотна, нашелся даже водитель и механик для нее, воспылавший надеждой, что ему доверят привести этот «Мерседес» в рабочее состояние, а там, может быть, и остаться при нем. Разочарование его было велико, ибо «Мерседес» тут же прицепили к колесному трактору и поволокли в Москву: он уже успел понравиться кому-то из Гулаговского начальства!..

103